Георгий Иннокентьевич родился в деревне Погодаева Нижнеилимского района Иркутской области. С детства любил рисовать и сочинять стихи. Живописная природа Приилимья сформировалась его как художника и писателя. «Этот мечтатель и фантазёр Егорка» — автобиографическая повесть, её действие происходит в 30-е годы XX века. Юный герой повести осознаёт место своей малой и большой Родины в мире.
Приятного чтения, друзья!
Деревня Погодаева
Отрывок из повести
«Этот мечтатель и фантазёр Егорка»
Учительница в школе показывала на карте нашу страну и говорила:— Дети, вот наша Родина! Смотрите, какая она большая, как широко и вольно раскинулась от Чёрного моря до Белого; от её западных границ до восточных более двенадцати тысяч километров! Если нашу деревеньку в один километр ставить от границы с Польшей до Тихого океана, то она поместится двенадцать тысяч раз…
У Егорки дух захватывало, глаза сияли, сердце гордо и усиленно трепетало: «Вот это да!». Ему хотелось вскочить и бежать на улицу, чтобы поделиться немедленно с теми, кто ещё не знает, какая у них и у него Родина!
Мать Егорки часто в разговорах спрашивала о ком-нибудь:
— А откуль он родиной-то? А чё он с родины-то уехал?
До школы Егорка был убеждён, что его родина — это деревня Погодаева; родился в ней и растёт! Здесь полюбил лес, речку, луга с травой и цветами… Гордился, что у него такая красивая и уютная родина, где есть всё: хочешь по грибы сходить — пожалуйста, рядом, через поле перейти; сосновые боры, чистые и ровные; захочешь выкупаться или зимой на коньках покататься — река под угором*, на лыжах — иди на сопки…
Егорка любовался радугой, когда идёт слепой дождь, или вечерними зорями, полыхающими оттенками жёлтых, золотистых, розовых, алых, даже фиолетовых красок. Зори были то тихими, скромными, то тревожно-красными, словно пламя гигантского пожара, когда сердцу становится жутко и хочется спрятаться в избу, чтобы не видеть беспокойно расползающиеся кровавые полосы на тучах, на порыжелых стенах домов, на озарённых крышах и стёклах окон. Но Егорка смотрел во все глаза, никуда не убегал, не прятался, а впитывал в сердце свою маленькую родину, чтобы всю жизнь, какая ему будет отпущена, не забывать её, не изменять ей. Оказывается, родина — это не только его родная деревенька. Это — тысячи и тысячи других деревень, сёл, городов, и везде живут такие же, как он, ребятишки, которые так же любят свою маленькую родину, чтобы через неё любить большую.
Лет трёх от роду тонул он в реке, но это не помешало ему полюбить реку, научиться плавать, нырять, купаться раз по пятнадцать в день; бывало, блуждал в лесу, но винил не лес, а себя: не будь дураком, учись наблюдать, умей ориентироваться. Мок в дожди, трясся от грозы, когда все молнии стремились попасть в него; задыхался от невыносимой жары летом и от обжигающих, клящих**, как на Илиме говорили, морозов, терпел и слякоть, и пыль, и считал, что так должно и быть.
Однажды в конце августа отправились ребята по рыжики за Кулигу, в бор на той стороне болота. Оделись легко: рубашонки на голом теле, штанишки и, как всегда, босиком. После обеда налетел холодный ветер, нагнал тяжёлые тучи, солнце исчезло, зашумел лес, закачались деревья, сделалось темно, пошёл хлёсткий холодный дождь. Промокли до нитки (в сосновом бору не укроешься от дождя), замёрзли — руки, ноги не гнутся, а куда денешься: до дому-то бежать да бежать, и ещё через поле на леденящем ветру по раскисшей дороге до деревни добираться.
Бежали ребята, проклиная всё на свете, но никто даже не заикнулся плохо о своей суровой родине, а только всей душой хотелось поскорей добраться до деревни, а там — на русскую печку под отцовскую шубу и… опять нет ничего на свете милее родины!
Или разбушуется после ледохода паводковый Илим, когда вода в нём течёт чуть не вровень с улицей, погонит вал, упругий и жёсткий, украшенный белыми кудряшками пены, а в школу или из школы через реку плыть надо. Душа в пятки от страха уходит: вода-то в реке ледяная, цепенеет тело, лодчонка-плоскодонка утлая, в ладонь запаса у борта, но насядет в лодчонку семь-восемь пацанят, гребут изо всех сил, дикошаропоглядывая на яростные гребешки беспощадных крутых волн. Гребут, лодки носом поперёк волн направляют, небо с овчинку кажется, а переплыли и… вот она, родина, принимай победителей! Родина с большой буквы — это всё-таки его деревня Погодаева! А через неё увидят ребята потом, когда вырастут, когда поедут в армию или продолжат учиться, ту необъятную по размерам родину, за которую и воевать пойдут, и жизни свои молодые отдадут за неё. А пока Егорка хотел, чтобы его деревня стояла на земле вечно, чтобы бегали по улице счастливые ребятишки. И после них, когда они вырастут, чтобы бегали их дети, такие же озорные и счастливые.
Появлялось, росло в Егорке чувство, необъяснимое пока, но всеобъемлющее. Он и не подозревал, что становится гражданином, патриотом, что тревоги и боль за свою большую Родину беспокоят его, но замечал, что и другие ребята не меньше его переживают, когда слышат о боях у озера Хасан, о событиях на Халхин-голе, в Абиссинии или Испании***. И сами собой ложились на тетрадную страничку строки, идущие из сердца:
Над нами небо синее,
Вокруг полей простор,
А мы об Абиссинии
Ведём упорный спор.
Волна воображения
В Испанию влекла,
Но горечь поражения
Нам в душу залегла.
Нет, невозможно любить только свою деревеньку, хочется любить всю страну, места в Егоркином сердце хватит! Здесь, в Погодаевой, живёт Егорка, а где-то там, на Дальнем Востоке, в Совгавани, служит в армии старший брат Михаил. Он часто пишет домой, скучает по родным местам. Егорка тоже писал ему письма крупным детским почерком, сообщал, как идут дела в деревне, кого взяли в армию, кого собираются взять, когда прошёл лёд на реке, какой высоты пшеница на колхозных полях. Невидимые нити связали Егорку с Дальним Востоком ещё и потому, что там была напряжённая обстановка на границе: японские самураи стояли вдоль наших рубежей, захватив Маньчжурию. Об этом много писалось в газетах, говорилось по радио (оно уже давно было проведено из райцентра в их деревню), пелось в песнях:
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят:
У высоких берегов Амура
Часовые родины стоят.
Мечтал Егорка стать пограничником, и, опережая события, надо сообщить: стал им, когда пришёл его черёд служить Родине. Он рисовал на альбомных листах акварельными красками мужественное лицо в военной фуражке со звездой. С наслаждением выводил петлицы со знаками различия и ремни крест-накрест через плечи. На фоне — полосатый пограничный столб и грозовые тёмные тучи. А деревенька Погодаева стояла в таёжной глуши далеко-далеко от всех границ, прикорнув на берегу Илима, и не на любой карте была обозначена.
__________
* Угор — возвышенность, холм.
** Клящий — сильный, большой, особенно о морозе.
*** Абиссиния — старое названия Эфиопии. В 30-е годы Абиссиния боролась с итальянскими фашистами, а в Испании шла гражданская война.